МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ РОСТОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Покровская Елена Александровна

Динамика русского синтаксиса в XX веке: лингвокультурологический анализ

Специальность 10.02.01 -русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

Диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Ростов-на-Дону 2001

Диссертация выполнена на кафедре языка массовых коммуникаций Ростовского государственного университета

В эпоху интеграции различных гуманитарных и общественных наук для многостороннего изучения единого объекта - человека, его культуры, его бытия в социуме, менталитета - рождаются новые направления и дис­циплины на стыке разных наук, на пересечении их объектов и методик ис­следования.

Современная культурология, искусствознание, литературоведение ставит на повестку дня исследование общих процессов в духовной культуре народов, не ограниченных рамками той или иной сферы культуры того или иного народа.

Выделяя общие парадигмы развития культуры в XX веке, философы, литературе- и искусствоведы оставляют в стороне данные языковые, вектор языкового развития эпохи. Представляется, что пора и лингвистам внести свою лепту в моделирование единых общекультурных процессов, поста­вить вопрос о вовлеченности языка в них.

Актуальность исследования. В синтаксисе русского языка на про­тяжении XX века происходят заметные изменения, образующие определен­ные тенденции, процессы, которые не имеют равномерного, поступатель­ного развертывания во времени. Необходимость их выявления и объясне­ния дискретности, неравномерности их развития на основе анализа состав­ляющих эти тенденции языковых явлений обусловливает онтологическую актуальность исследования. Движение научной мысли как в сфере изучения грамматики современного русского языка, так и в других гуманитарных науках поставило на повестку дня эти вопросы и вплотную подвело к новой парадигме их изучения; последнее определило эпистемологическую-акту­альность данного исследования.

В русской грамматической науке с 60-х годов ведется изучение но­вых явлений и процессов в синтаксисе. Они рассматриваются как результат действия внешних факторов, влияющих на языковое развитие, и внутрен­них, имманентных. При этом внешние факторы определяются как социо-

лингвистические, то есть изменения в обществе. Изучение с этой, социо­лингвистической, точки зрения основных синтаксических новаций прово­дилось на языковом материале начиная с 60-х - 70-х годов, но предприня­тое в данной работе обращение к языку писателей-новаторов начала века, где уже функционируют те же конструкции, ставит на повестку дня вопрос о том, как же социолингвистические факторы 60-х годов могли действовать на полвека раньше. И заставляет перевести вопрос о внешних факторах развития синтаксиса XX века в другую, лингвокультурологическую, плос­кость. К тому же приводят и размышления над более поздними тенденция­ми, обозначившимися в последние 10-15 лет.

Объектом представленного исследования являются динамические процессы в русском синтаксисе XX века, а его предметом - их взаимосвязь с процессами общекультурными.

Целью работы является исследование динамики русского синтакси­са в XX столетии с лингвокультурологических позиций - с точки зрения их взаимосвязи с доминирующей культурной парадигмой эпохи. Для дости­жения этой цели в работе ставятся следующие задачи:

создать лингвокультурологический методологический конст­рукт, то есть выделить и обосновать лингвокультурологический аспект изучения динамики синтаксиса (как одного из языковых уровней) русского языка в XX веке;

доказать, что мощным внешним фактором, обусловливающим динамику синтаксиса в XX веке, является лингвокультурологический фактор;

предложить периодизацию динамики синтаксиса русского язы­ка XX века в связи с доминированием общекулътурных парадигм на опре­деленных этапах развития языка и культуры;

провести лингвокультурологический анализ специфики синтак­сиса каждого этапа;

показать механизм воздействия доминирующей общекультур­ной парадигмы на рождение и развитие, а также путь вхождения в язык новых синтаксических конструкций;

показать преемственность в тенденциях развития синтаксиса на разных этапах, обусловленных действием одной и той же парадигмы культуры;

на основе лингвокультурологического анализа синтаксических новаций литературы постмодернизма определить место постмодернизма в системе общекультурных парадигм.

Методология исследования: методологическим основанием работы является теоретическая концепция, которая рассматривает развитие синтак­сиса XX века с точки зрения влияния на него парадигм культуры. В работе предложен метод лингвокультурологического анализа, который состоит в выявлении параллелизма между принципами парадигмы культуры и обу­словленными ими тенденциями синтаксического развития, между механиз­мами экспрессии нового искусства XX века и нового, актуализирующего типа художественной прозы. В качестве частных методик использованы метод лингвистического описания, контекстуального и дискурсного анали­за, лингвистического эксперимента.

Новизна исследования имеет, в первую очередь, методологический характер и определяется новым ракурсом изучения объекта - синтаксиче­ские новации XX века исследуются в их лингвокультурологической обу­словленности общекультурными процессами столетия. Новизна также со­стоит в том, что впервые объект изучается в целостности, прослеживается его динамика на протяжении всего столетия. Впервые предложена перио­дизация развития синтаксиса XX века, выделены этапы, обладающие яркой спецификой, для которых характерны доминирующие синтаксические типы художественной прозы и доминирующие культурные парадигмы. Впервые выделена и описана новая для русского языка тенденция - к синтаксиче­скому слиянию, противопоставленная тенденции к синтаксическому рас-

членению. Новизна определяется также установлением взаимосвязи между постмодернизмом как художественной парадигмой и синтаксическими но­вациями в произведениях постмодернистов, между постмодернизмом как типом культуры и общеязыковыми синтаксическими тенденциями послед­них пятнадцати лет,

Выбор материала для исследования обусловлен поставленными це­лью и задачами. Поскольку в центре внимания будут стоять вопросы о свя­зи языковых новаций с процессами в культуре, в первую очередь привле­кался языковой материал художественной литературы, а точнее, художест­венной прозы, так как в языке поэтическом многое обусловлено поэзией как таковой. Выбор авторов не случаен: языковые новации прежде всего надо искать в творчестве писателей, вообще склонных к новаторству; этим вызвано обращение к произведениям М.Цветаевой, А.Битова, Г.Владимова, В.Аксенова, Б.Окуджавы, позднего В.Катаева, Ю.Трифонова, В.Конецкого, В.Нарбиковой, М.Веллера, В.Сорокина, Вен.Ерофеева, Викт.Ерофева и др. Изучаемые в работе синтаксические конструкции наиболее частотны имен­но в их творчестве. В этом списке нет многих авторов, прославившихся своим новаторским языком (А.Белого, А.Платонова, В.Хлебникова), пото­му что их синтаксические новации оказались мало перспективными для дальнейшего языкового развития, они остались лишь приметой их индиви­дуального авторского стиля. Распространение новых синтаксических кон­струкций иллюстрируется материалом из произведений писателей, склон­ных к традиции, что сказывается и в меньшей частотности и разнообразно­сти синтаксических новаций в их произведениях. (М.Алексеев, Ф.Абрамов, В.Распутин, В.Астафьев), а также обращением к публицистическому и да­же научному стилю. Список источников дается в приложении.

На защиту выносятся следующие положения:

1. На современном этапе развития гуманитарных наук и, в частности, лингвистики сложились теоретические предпосылки к изучению динамики языка с лингвокультурологических позиций.

2. Одним из внешних факторов, определяющих тенденции развития языка эпохи, является ее культурная аура, ее доминирующая культурная парадигма.

3. Динамические процессы в языке могут быть определены и описаны с учетом этого фактора на базе лингвокультурологического анализа.

4. Лингвокультурологический анализ синтаксических новаций XX века позволяет предложить периодизацию развития русского синтаксиса в последнем столетии, обусловленную сменой доминирующей общекультур­ной парадигмы.

5. Цивилизационистской, антропоцентрической культурной парадиг­ме соответствует иерархический, классический синтаксис, а антицивилиза-ционистская культурная парадигма порождает и выражается в синтаксисе актуализирующем.

6. В актуализирующем синтаксисе XX века прослеживаются две ос­новные тенденции - к синтаксическому расчленению и слиянию. Посколь­ку экспрессивность образующих эти тенденции конструкций основана на эффекте обманутого ожидания, по мере их распространения в языке, вхож­дения их в различные функциональные стили, с одной стороны, стирается их выразительность, а с другой - налицо радикализация самих тенденций в новых, более ярких и неожиданных конструкциях слияния и расчленения. Теоретическая значимость исследования состоит в том, что

установлена взаимосвязь между динамическими процессами в языке и действием общекультурных парадигм эпохи;

предложен и обоснован принцип периодизации - смена доми­нирующей культурной парадигмы влечет за собой появление нового этапа в развитии синтаксиса;

обоснована возможность хронологической асимметрии смены доминирующих общекультурных парадигм и парадигм синтаксического развития;

создана периодизация развития русского синтаксиса XX века;

установлено трехчленное соотношение: синтаксический тип художественной прозы - доминирующая общекультурная парадигма - пре­валирование изобразительных/выразительных экспрессивных средств;

выделена тенденция к синтаксическому слиянию, которая оп­ределена хронологически, типологически, культурологически и охаракте­ризованы составляющие ее языковые новации;

широкое и неопределенное понимание влияния постмодерниз­ма на развитие языка нашей эпохи уточняется, конкретизируется разграни­чением языковых процессов. художественной литературы, происходящих под воздействием постмодернизма как художественной парадигмы, и но­вых процессов в широкой речевой деятельности, вызываемых влиянием по­стмодернизма как типа культуры;

анализ синтаксического материала решает спорный вопрос о принадлежности постмодернизма к антицивилизационистской культурной парадигме.

Практическая ценность работы заключается в том, что ее резуль­таты могут быть использованы в вузовских общих курсах по истории рус­ского литературного языка, синтаксиса русского языка, культурологии XX века, общего языкознания, а также в специальных курсах по лингвокульту-рологии, активным процессам в синтаксисе русского языка, экспрессивной стилистике.

Материалы исследования докладывались и обсуждались на науч­ных и научно-методических конференциях «Художественный текст: про­блемы изучения», Москва, 1990; на Северо-Кавказских чтениях «Поэтика и стилистика», Ростов-на-Дону, РГУ, 1992; на межвузовской научной конфе­ренции «Выразительность художественного и публицистического текста», Ростов-на-Дону, РГУ, 1993; на Всероссийской научной конференции «Про­блемы речевого воздействия», РГУ, 1996; на научно-практической конфе-

ренции «Стилистика в вузе и школе», Ростов-на-Дону, РГУ, 1996; на все­российской научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения проф. Милых М.К., Ростов-на-Дону, РГУ, 1997; на всероссийской научной конференции «Стилистика и прагматика», Пермь, 1997; на всероссийской научной конференции «Функционирование языка в различных речевых жанрах», Ростов-на-Дону, РГУ, 1997; на российской конференции «Русский язык вчера, сегодня, завтра», Воронеж, ВГУ, 2000; на международной на­учной конференции «Филология на рубеже тысячелетий», Ростов-на-Дону, 2000; на межвузовской конференции «Актуальные проблемы филологии и методики преподавания», Ростов-на-Дону, РГПУ, 2000; на международном конгрессе «Русский язык: исторические судьбы и современность», Москва, МГУ, 2001, на заседании ученого совета факультета филологии и журнали­стики РГУ, 2001 г.

Основные материалы исследований по теме диссертации отражены в 33 публикациях, в том числе -монографии объемом 20 авторских листов.

Структура работы вытекает из решаемых задач. Она состоит из введения, двух разделов, содержащих шесть глав, заключения, библиогра­фии (627 наименований), списка источников. Общий объем работы - 482 страницы, основной текст - 429.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во «Введении» дана общая характеристика работы: объясняется вы­бор объекта и предмета, актуальность, новизна исследования, ставится цель и формулируется задачи, определяются положения, выносимые на защиту.

В первом разделе - «Лингвокультурологический аспект анализа» -предлагается новый аспект лингвокулътурологического анализа. Раздел со­стоит из двух глав. В первой - «Теоретические предпосылки лингвокульту­рологического аспекта анализа синтаксиса русского языка XX века» - дока­зывается, что проблематика современных гуманитарных наук - лингвисти-

10

ки, культурологии, искусствоведения, литературоведения - вплотную под­водит к предлагаемому в диссертации аспекту изучения динамики языка, в частности, его синтаксического уровня в XX веке.

Взаимосвязь языка и культуры народа привлекает внимание ученых еще с ХУЛ! века, когда эту проблему сформулировал В.Гумбольдт, а не-огумбольдтианцы европейские и американские поставили ее на повестку дня в веке XX-м. В последние десятилетия мы наблюдаем взрыв интереса отечественных и зарубежных ученых к когнитивной лингвистике, в рамках которой раскрывается эта взаимосвязь как отражение в языке и создание языком картины мира, специфичной для каждого народа. Этнолингвисты располагают огромной базой сведений о национальной культуроспецифич-ности менталитета, эмоционального склада, системы ценностей народа-носителя языка. Предлагаемый же в данной работе лингвокультурологиче-ский подход нацелен, напротив, на выявление общности тенденций разви­тия различных языков, общности, вызываемой процессами в культуре, еди­ными для разных народов христианского мира. Актуальная для языкозна­ния проблема языка и культуры поворачивается здесь другой стороной.

Обзор лингвистических трудов, посвященных развитию синтаксиса XX столетия, показывает, что эти новации, ставшие предметом исследова­ния с 60-х годов (Н.Ю.Шведова, Е.А.Иванчикова, Г.Н.Акимова) связыва­ются, в основном, с социальными факторами (такими как распространение просвещения, демократизация общества и языка, усиление роли звучащего слова), или имманентными, внутриязыковыми (рост аналитизма в языке, действие антимоний узуса и возможностей языковой системы, чисто ин­формационной и экспрессивной функций языка, кода и текста и т.д.).

В многочисленных работах о русском языке наших дней (Е-Я.Земская, М.Я.Гловинская, А.Д.Дуличенко, В.Г.Костомаров, В.Шапошников) среди факторов, вызывающих столь бурные новации, от­мечаются, в основном, социальные: события середины и конца 80-х, ораен-

тащи на Запад, разрушение цензуры и автоцензуры, резкое расширение со­става участников массовой коммуникации и т.д. Однако при явном прева­лировании социолингвистического подхода в грамматической науке о син­таксисе XX века звучат и лингвокультурологические идеи. Именно такой, лингвокультурологический, характер имели коллективные монографии и сборники статей Института русского языка АН СССР, посвященные языку современной литературы, где новации в языке связывались с тенденциями развития литературы (субъективизацией, интимизацией текста, приближе­ние читателя к автору-рассказчику или герою, восприятием которого орга­низовано повествование и т.д.). Лингвокультурологический характер имели и работы Ю.Н.Караулова: читая литературное произведение наших дней глазами пушкинского современника, автор пропускает языковые (в том числе и синтаксические) новации через призму сознания языковой лично­сти, сознания, обусловленного ценностными ориентирами, культурными пресуппозициями своего времени. В.Г.Костомаров, одним из первых обра­тившийся к переломной эпохе в жизни русского языка, вводит в научный обиход лингвокультурологический фактор, вызывающий к жизни многие новые явления и процессы - языковой вкус эпохи. Ссылки на общекуль­турную ситуацию есть и в монографии В.Шапошникова, имеющей в целом социолингвистический характер. Так, например, современную манеру зако-вычивания он связывает с цитатностью - фактом современного постмодер­нистского сознания.

Можно сделать вывод, что наука, изучающая динамику синтаксиса XX века, вплотную подошла к выделению еще одного фактора, опреде­ляющего тенденции развития языка: это культурная аура эпохи, общие тен­денции или - шире - парадигмы культуры.

В поисках аналогий между парадигмами культуры эпохи и тенден­циями языкового развития закономерно обращение в первой главе диссер-

12

тации к трудам коллег-гуманитариев: культурологов, искусство- и литера­туроведов.

Еще Ф.Ницше выделял аполлоновское, светлое, и дионисийское, темное, начало в культуре. Его идея была подхвачена Д.Чижевским, кото­рый предложил теорию периодической смены этих начал, известную под названием «маятника Чижевского». На нее ссылается и развивает ее Д.С.Лихачев, анализируя историю великих стилей в мировой культуре. Не­сомненна параллель между идеями Ф.Ницше, Д.Чижевского, Д.С.Лихачева и концепцией парадигм культуры, предложенной в наше время искусство­ведом А.Лкимовичем, который, в отличие от его предшественников, вводит s оборот материал развития искусства и культуры XX века. Он утверждает, что в культуре XX века взаимодействуют две парадигмы. Первая парадигма досталась XX веку от прошлого: от античного римского и ренессансного идеала Homo Humanus, противоположного Homo Barbaras. Сообщество просвещенных и гуманных людей плюс сам комплекс просвещенности и гуманности А.Якимович называет антропоцентрическим цивилизациониз-мом. Эта позиция приводит к определенному структурированию картины мира, в центре и наверху которой помещается цивилизованный человек. Эта парадигма зиждется на разуме и морали, на системе смыслов, заряжен­ных духовностью.

Во всех видах и на всех уровнях искусства и культуры, по А.Якимовичу. вырабатывается альтернативная парадигма, исходящая из мысли о том, что цивилизация с небрежностью производит некие силы хао­са, варварства, разрушения. Культура резко выдвигает вперед реалии, кото­рые явно не подлежат контролю со стороны разумно-моральных ценност­ных иерархий Humanitas, возникает эстетика новой первобытности. Вто­рую, альтернативную парадигму А.Якимович называет биокосмической, так как в ее основе лежит природность, понимаемая как средоточие хаоса, телесности, иррациональности, смеха, уродства, фрагментарности, бессис-

темности, имморализма. В этой парадигме рассматривается и революция в науке, пришедшая с теорией относительности А.Эйнштейна, интуитивиз­мом Бергсона и с теорией взаимодействия цивилизационных начал с подав­ленным биогенными субстратами в психике, предложенной Фрейдом.

Данный в первой главе обзор лингвистических, культурологических, искусство- и литературоведческих работ приводит к мысли о том, что ха­рактеристику выделенных парадигм культуры необходимо пополнить язы­ковыми данными лингвокультурологического анализа. С другой стороны, лингвокультурологический подход необходим и для интерпретации новых явлений в языке, в частности в русском синтаксисе XX века.

Вторая глава «Основные теоретические положения лингвокультуро­логического анализа» содержит обоснование и характеристику нового лин­гвокультурологического аспекта изучения динамики синтаксиса русского языка в XX веке и предлагает основы лингвокультурологической периоди­зации его развития в прошедшем столетии.

Понятие лингвокультурологического анализа, аспекта на сегодняш­ний день крайне емкое и включает в себя изучение проблематики различ­ных языковедческих дисциплин, да и сама лингвокультурология еще не от­почковалась полностью от социолингвистики, о чем свидетельствует опре­деление последней, например, в энциклопедии «Русский язык». Сегодня под лингвокультурологиеи понимают и этнолингвистику, воссоздающую культуроспецифическую картину мира, и лингвострановедение, изучающее культуроспецифичные для данного периода речевые стратегии и клиширо­ванные для стандартных ситуаций языковые конструкции. К компетенции лингвокультурологни относят и стилистику художественной речи, стили­стику экспрессивную, и культуру речи, и круг проблем, связанных с изуче­нием языковой личности, и ту часть психолингвистической проблематики, которая относится к исследованию специфики вербального поведения в ло-

14

кальной культуре, с ее методом установления вербальных культурологиче­ских лакун.

В реферируемой работе предлагается иной аспект лингвокультуроло-гического исследования, связанный с признанием того, что в культуре эпо­хи действуют единые парадигмы и язык - одна из сфер культуры - развива­ется не в последнюю очередь в русле этих общекультурных парадигм, что языковые новации не только возникают под их влиянием, но и дополняют, формируют их.

Именно такой анализ понимается под термином «лингвокультуроло-гический» и будет предложен в данной работе - анализ динамики языка эпо­хи в связи с общекультурными процессами, парадигмами.

Лингвокультурологический анализ потребовал разработки и примене­ния особого, лингвокультурологического метода, состоящего в установле­нии параллелизма, однонаправленности механизмов экспрессии нового ис­кусства XX века и нового, актуализирующего типа художественной прозы.

Представляется, что в языке действуют те же самые парадигмы, что и в искусстве, культуре. Первая парадигма - антропоцентрический цившшза-ционязм - унаследована языком от предшествующих столетий так же, как это свойственно для искусства, культуры и т.д. В языке она основана на со­ответствии между реальностью, действительностью и расчленяющим ее мышлением. Здесь так же, как в искусстве, жестко структурированная сис­тема, она стремится к наиболее адекватному формированию и выражению мысли, а наверху и в центре этой системы тоже разум, т.е. закономерности расчленения действительности и ее представления в языке. Если А-Якимович выделял в качестве ее высшей ценности человека, мораль, ду­ховность, то в языке эти понятия имеют свои эквиваленты: примат разума, логики в формировании и выражении мысли, наиболее точное осуществле­ние коммуникативной функции, иерархическая организация коммуника­тивной единицы, где второстепенное подчинено главному, где выписаны и

нюансированы отношения между компонентами; вместо норм морали здесь выступает языковая нормированность.

Вторая парадигма, альтернативная первой, антицивилизационист-ская, биокосмическая, возникла в языке в то же время, что и в искусстве, и не только одновременно, но и совместно.

Нарушение, а часто и отказ от естественных связей, соотношений, пропорций, взаимораспоряжения в искусстве авангарда, искусстве второй, альтернативной парадигмы, мне кажется, аналогичны происходящему в синтаксисе русского языка процессу ослабления и распадения связей, на­рушению естественного совпадения грамматических и интонационных гра­ниц предложения, широкому использованию грамматически не связанных структур.

Просматриваются несомненные аналогии и в таких синтаксических явлениях, как неполнота предложения, вставочные конструкции, сегмента­ция и ее наиболее распространенная разновидность - конструкция с имени­тельным темы, повтор, неграмматическое (коммуникативное) обособление второстепенных членов. Ведь их общей особенностью является актуализа­ция наиболее важного компонента информации, который в формальном от­ношении может занимать весьма незначительное место. При его актуализа­ции возникает несоответствие между структурно-грамматическим и акту­альным членением предложения: на первый план выходит тот компонент, который играет незначительную структурную роль, а главный член пред­ложения остается в тени, вплоть до того, что он может и опускаться в не­полном предложении.

Таким образом, экстралингвистические факторы развития языка, в частности, синтаксиса XX века, не являются только социальными. Можно и нужно выделять лингвокультурологические, связанные с вовлеченностью языка в общекультурные парадигмы, ведь язык - это одна из форм культу-

16

ры народа. И вектор языкового развития, как и других форм духовной куль­туры, определяются доминантной парадигмой культуры в данную эпоху.

Это позволяет предложить периодизацию динамики синтаксиса рус­ского языка в XX веке. Думается, что эта периодизация подходит для всех языковых уровней, для лексического, например, она наиболее очевидна; но автором данной работы она проверена лишь на синтаксисе.

С модернизмом в начале века в язык художественной литературы пришла вторая общекультурная парадигма. Футуристы требовали «унич­тожить чистый, ясный, честный звучный Русский язык... Уничтожить ус­таревшее движение мысли по закону причинности, беззубый здравый смысл, симметричную логику...». Этот лозунг типичен для культуры дио-нисийского начала, ниспровергающей логику и разум и заменяющей их ин­туицией, творческим экстазом, прозрением.

Но действие второй парадигмы культуры в языке начала века не надо искать в «отказе языка от беззубого здравого смысла». Ее надо видеть в по­явлении, а иногда и в высочайшей концентрации языковых явлений, харак­терных для этой парадигмы, в творчестве ряда литераторов, в том, что та­кого рода языковые новации становятся стилеобразующими у ряда авторов. Можно привести в пример несколько отрывков из прозы М.Цветаевой, ти­пичнейшей для поэтики всех видов искусства второй парадигмы, с ее хао­тичностью, фрагментарностью и бессистемностью.

Что обратное Наталье Гончаровой - той? Наталья Гончарова

- эта. Ибо обратное красавице не чудовище, как в первую секунду .мо­жет показаться, а - сугцность, личность, печать. Ведь если и красавица

- не красавица, красавица - только красавица. «Наталья Гончарова» Больше скажу: Вольтер жил в нем, и в каком-то смысле (не женить­ба на Гончаровой, а... «Гаврилиада» хотя бы) в переводе на французский вернувшийся в свою колыбель; смерть Пушкина - рукой Дантеса - само­убийство. «Наталья Гончарова»

17

Здесь разрушена классическая синтаксическая иерархия предложе­ния: отсутствуют структурно и семантически обязательные члены предло­жения, нарушено управление (именительный вместо родительного падежа, творительный вместо родительного), изобилует вставные, грамматически не связанные с предложением конструкции, совершенно ненормативная пунктуация, бессоюзная связь предикативных единиц предельно затемняет синтаксические отношения между ними, расположение синтаксически гла­венствующего и зависимого на такой дистанции, что теряется эта связь в сознании читателя, затемняющий смысл повтор («ведь если и красавица -не красавица, красавица - только красавица), парцелляция, просто, на мой взгляд, теряется синтаксическая связь между членами предложения (най­дется ли грамматист, который восстановит все связи во втором из приве­денных отрывков?).

Фрагментарность, коллажность, расчлененность, нарушение иерар­хии, плевок «беззубому здравому смыслу», затемненность смысла, беско­нечный повтор одного и того же слова с его переосмыслением (детали в изобразительном искусстве) - разве это не типичнейшие черты артефакта второй парадигмы - неважно, литературного, живописного, графического, музыкального? У читающего эти строки возникает естественный вопрос: почему этот неординарный цветаевский синтаксис является показателем целого этапа в развитии синтаксиса русского литературного языка XX века?

Представляется, что вхождение синтаксических конструкций, харак­терных для второй парадигмы культуры, имеет стадиальный характер. Пер­вая ступень - их рождение и функционирование в индивидуально-авторском идиостиле. Тогда второй ступенью будет широкое их использо­вание в языке художественной литературы, в том числе и авторами, дале­кими от идей модернизма. Третьей ступенью будем считать их выход за рамки языка художественной литературы, употребление в различных функциональных стилях. Приведем в пример историю парцелляции. Пер-

вой ступенью было ее употребление в языке художественных произведений писателей авангардной ориентации, например, в творчестве Цветаевой, Маяковского, Олеши, в вошедшем в моду «рубленом» синтаксисе (отнюдь не только в прямой речи персонажей). Второй ступенью можно считать ис­пользование парцелляции в художественной литературе 60-70-х годов, причем не только авторами авангардной молодежной прозы (В.Аксеновым, а.битовым, ПВладимовым, Ф.Искандером), но и ориентированными на традицию и классику «деревенщиками», почвенниками XX века -В.Астафьевым, В.Распутиным, Ф.Абрамовым, В.Шукшиным.

Третьей ступенью вхождения парцелляции в русский литературный язык стало ее широчайшее распространение за рамками языка художест­венной литературы - в публицистическом, научно-популярном и даже (!) научных стилях. Приведем несколько примеров:

Они решили, что Башмачкт - хороший, что любить его надо за то, что он - жертва. Что в нем можно открыть массу достоинств, кото­рые Гоголь забыл или не успел вложить в Башмачкина.

П.Вайль, А.Генис. «Русская речь».

В основе пастернаковского восприятия жизни лежала многосторон­няя, все грани человека охватывающая и на редкость обостренная вос­приимчивость. Прежде всего - к нравственным впечатлениям. И наряду с ними к их чувственным проводникам.

Л.Асмус. «Творческая эстетика Б.Пастернака». Эта мысль о ступенях вхождения новых синтаксических конструкций в язык позволяет нам считать начало века, период господства второй пара­дигмы в культуре, первым этапом развития синтаксиса литературного язы­ка XX века, хотя рассматриваемые нами конструкции в то время и не выхо­дили за рамки художественной литературы и, более того, были характерны для стиля далеко не всех писателей.

19

По закону маятника Чижесвкого дионисийское начало в культуре сменяется аполлоновским. Общий закон развития культуры здесь наложил-ся на конкретную историко-политическую ситуацию в нашей стране: есте­ственное, по Чижевскому, движение маятника в противоположную сторону вошло в резонанс с факторами общественно-политическими, с тоталитар­ным строем, который целенаправленно положил конец модернизму, второй парадигме. Авангард был остановлен на бегу... Эта ситуация в обществен­но-политической и культурной жизни страны не могла не отразиться и на состоянии языка.

Второй этап развития русского синтаксиса XX века (конец 20-х - 50-е годы) знаменует возвращение к I парадигме культуры, что связано не столько с действием закона маятника Чижевского, сколько с политической, идеологической., общекультурной ситуацией в стране в эти годы. Тотали­тарный режим консервативен, он выбирает одно, наиболее традиционное, направление и жестко насаждает его в разных видах искусства и культуры в целом. Не будет преувеличением сказать, что борьба не только с искусст­вом, но и языковыми особенностями II парадигмы в художественной лите­ратуре велась на идеологическом уровне.

Кампания борьбы за нормализацию языка в 30-е годы имела, однако, не только, а может быть, не столько характер подавления языкового экспе­риментаторства художников слова, сколько борьбы против вала демократи­зации языка, вылившегося в его искажение, порчу, языковую безвкусицу в произведениях на скорую руку испеченных буревестников нового строя. Противопоставить этой стихии можно было лишь требование жесткой нор-мированности.

В 60-е годы в языке художественной прозы начался отход от тех про­цессов были определены как свойственные для I парадигмы культуры. Же­сткая регламентация и нормнрованность начинают отступать, в искусстве обозначается возрождение принципов II парадигмы, и прежде всего это

20

проявляется в такой трудно контролируемой сфере, как синтаксис языка художественной литературы. Возникают эти процессы в творчестве нон­конформистов - шестидесятников, авторов так называемой «молодежной прозы» - А.Битова, В.Аксенова, Ф.Искандера, Г.Владимова, Б.Окуджавы, -проникая затем и в прозу В.Катаева, В.Конецкого, Ю.Крелина, ИТрековой, Ю.Трифонова, А,Крона, В.Маканина и даже в языковую ткань произведений писателей-«деревенщиков» - В.Шукшина, Ф.Абрамова, В.Астафьева, В.Распутина и др. Небезынтересно обратить внимание на то, что с точки зрения литературоведческой произведения этих писателей, по­служившие языковым материалом для данной работы, нельзя отнести к ли­тературе П парадигмы. Все они в целом вписываются в понятие реалисти­ческого произведения. Однако уже в них возрождается синтаксис П пара­дигмы, возникает асимметрия содержания и формы художественного тек­ста, ведь языковые, в частности синтаксические, особенности являются со­ставляющей частью художественной формы. Хронологические рамки третьего этапа развития синтаксиса художественной прозы XX века можно условно обозначить 60-ми - серединой 80-х годов.

Четвертым этапом динамики синтаксиса в лингвокультурологической периодизации стали 80-е-90-е годы. Этот период в развитии языка в целом вызвал озабоченность и тревогу специалистов и неспециалистов и даже по­ставил на повестку дня вопрос о гибели языка в начале 90-х. С лингвокуль­турологической точки зрения его можно назвать постмодернистским, по­скольку происходящие в это время бурные процессы объясняются, не в по­следнюю очередь, доминированием постмодернизма в двух значениях это­го слова; как типа культуры и как художественной парадигмы. Хронологи­чески первым (с начала 80-х, когда начинают создаваться постмодернист­ские литературные произведения) было влияние постмодернизма как худо­жественной парадигмы, с его поэтикой и стилистикой (интертекстуально­стью, диалогизмом, игрой); после 1985-го возникает мощное воздействие

21

постмодернизма как типа культуры, с его культурным плюрализмом, кол-лажностью, компилятивностью, цитатностью, разрушением единой куль­турной нормы, стиля, возвышением тем самым массовой культуры до рав­ноправной или даже господствующей составляющей культуры.

Подобно тому, как постмодернистская поэтика порождает опреде­ленный арсенал языковых средств в произведениях постмодернизма, по­стмодернизм как тип культуры порождает и языковые особенности своей эпохи вообще. Подобно тому, как постмодернистская поэтика и постмо­дернистский текст реализуется и существует в языковой ткани произведе­ния, постмодернизм как тип культуры определяется и языковыми особен­ностями как одной из своих составляющих.

Постмодернистский принцип культурного плюрализма, разрушение единой культурной нормы, единого стиля культуры, цитатности, коллажно-сти, мультикультурного контекста имеет аналог в грамматическом узусе эпохи постмодернизма: на смену четкой нормированности приходит вари­антность, и среди вариантов, звучащих и публикующихся в средствах мас­совой информации, сплошь и рядом встречаются те, что двумя десятиле­тиями ранее имели помету разговорности, просторечности, сниженности. Одним из двух направлений ослабления твердых языковых норм МЯ.Гловинская считает активизацию влияния норм определенных типов речи друг на друга: воздействие норм разговорно-бытовой речи на офици­ально-деловую и наоборот, проникновение клише официально-бытовой ре­чи в разговорную, домашнюю. Это ли не ггроявление культурного плюра­лизма, мультикультурного контекста, свойственных постмодернистскому типу культуры, в языковых процессах эпохи?!

Обоснованные во второй главе принципы лингвокультурологической периодизации развития синтаксиса в XX веке и предложенный метод лин-гвокультурологического анализа находят свое практическое применение во втором разделе диссертации, где с этих позиций анализируются новые яв-

22

ления и образуемые ими тенденции на каждом из четырех этапов. Этому соответствует структура второго раздела: он состоит из четырех глав, по­священных каждому из этих этапов.

В третьей главе, которая называется «Первый этап развития синтак­сиса XX века» доказывается, что П парадигма находит свое воплощение в синтаксических новациях модернистской художественной прозы начала века, прослеживается взаимосвязь между принципами модернизма и син­таксическими новациями, образующими, в целом, новый, актуализирую­щий синтаксический тип прозы. Конструкции актуализирующего синтакси­са стали «веществом существования» принципов модернизма в литератур­ном тексте. Связь между ними и конкретными синтаксическими конструк­циями опосредована художественно-стилистическими функциями послед­них. Так, в модернистском дискурсе получила существенное развитие син­таксическая неполнота. В авторском речевом слое функционируют самые разнообразные структурные типы неполного предложения, вплоть до кон-таминационных структур, где по вербализованным второстепенньш членам нельзя однозначно восстановить полный инвариант предложения. Понятие синтаксической неполноты расширяется за счет появления неполных сло­воформ, в которых отсутствует знаменательное слово, а вербализовано лишь служебное, за счет отсутствия обязательной для структуры и семан­тики предложения отрицательной частицы. Синтаксическая неполнота соз­дает лаконизм, фрагментарность, динамизм, аритмию, затемненный смысл модернистского текста, в которых реализуются основные принципы II па­радигмы культуры: антитрадиционализм, эстетика дисгармонии, алогизм, интимизация.

Яркое средство создания модернистского дискурса - парцелляция. Встречаются наиболее экспрессивные случаи парцелляции, когда разрыв речевой цепи проходит по линии самых сильных связей в предложении, ко­гда грамматически связанные компоненты дистанцированы другими пред-

23

ложениями. Парцелляция создает фрагментарность, динамизм, аритмию, может затемнять смысл предложения, имитировать спонтанность высказы­вания - все те свойства модернистского текста, в которых реализуют себя постулаты модернизма.

В синтаксисе XX века появляется новый вид обособления второсте­пенных членов - неграмматическое обособление, необходимость которого лежит в коммуникативной плоскости, а не связана с полупредикативно­стью, двойными связями и отношениями, позицией обособленного компо­нента или его размером и т.д. Экспрессивность этого явления объясняется его ролью в актуальном членении предложения (актуализацией ремы или ее части) и зависит от силы связи обособленного компонента с главным словом. В неграмматическом обособлении реализуются такие типологиче­ские черты модернизма, как антитрадиционализм, расчлененность, фраг­ментарность, дисгармоничность картины мира, аритмия а динамизм, нару­шение иерархии главного и второстепенного, имитация спонтанности вы­сказывания, интимизация текста.

Повтор в дискурсе модернизма приобретает новые функции. Ассо­циативно-композиционная функция повтора связана с рождением стиля по­тока сознания, в котором текст развивается не логически - линейно, а ассо-циативно-кристаллически, стиль довлеет над сюжетом. Усложняюще-перцептивная функция повтора связана с характерным для модернистского текста затемнением смысла, активизацией со-творчества читателя. Фоно-ритмическая функция, характерная для прозы поэта, состоит в ритмизации прозы и создании звуковых аллюзий. Все эти функции напрямую связаны с принципами модернизма: созданием индивидуальной картины мира, вы­теснением сюжета стилем, отказом от рационального постижения мира, алогизмом.

Вставные конструкции, подобно парцелляции и неграмматическому обособлению, создают расчлененность текста, его аритмию. Тем самым они

24

затрудняют восприятие, затемняют смысл, так как синтаксически связан­ные компоненты оказываются дистанцированными. Являясь средством вы­ражения субъективной модальности, они могут способствовать интимиза-ции повествования. Ту же функцию интимизации выполняют вставки, ими­тирующие спонтанность формирования и выражения мысли, ассоциативное мышление. Все это способствует созданию дисгармоничной картины мира, алогичного интуитивного ее постижения, интимизации текста.

В авторском тексте появляются «слабые» конструкции разговорной речи, ранее неизвестные авторскому речевому слою языка художественной литературы. Обусловленные спонтанностью разговорной речи и не обла­дающие экспрессивностью, они являются реализацией прагматической ус­тановки модернистского текста: моделирования позиции автора, не воспро­изводящего действительность, а творящего свой мир, где все сиюминутно, спонтанно, непосредственно, мир, который рождается здесь, сейчас, на гла­зах читателя. В язык художественной литературы проникают самопереби-вы, поиски нужного слова (которые не остаются в черновике). Они выра­жаются конструкцией с плеонастическим компонентом, уточняющими во­просами автора к себе, повтором с уточнением, распространением, конст­руктивно не оправданными грамматическими формами.

Так, анализ эмпирического языкового материала подтверждает прин­цип модернизма: синтаксис, а не лексика обновляет язык модернисткой прозы. Новации в синтаксисе не только очевидны всякому читающему, не только составляют единую несомненную направленность, но и перспектив­ны для дальнейшего развития языка, о чем будет говорится в пятой и шес­той главах реферируемой работы.

В главе четвертой, которая называется «Второй этап развития син­таксиса XX века» доказывается, что синтаксис художественной литературы 30-х - 50-х типологически отличается от модернистского актуализирующе­го синтаксиса предыдущего этапа; здесь устанавливается соответствие ме-

25

жду понятиями I парадигмы культуры и синтаксисом классическим, иерар­хическим. Борьба за нормализацию русского языка, возглавленная М.Горьким, была направлена как против захлестнувшего нашу литературу вала обескультуривания (и в этом, несомненно, ее положительное значе­ние), так и против тех языковых явлений, которые мы сегодня можем на­звать характерными для II парадигмы , против того, что модернисты «тво­рили словесный хаос, стремясь выразить только мучительную путаницу своих, узко и обостренно индивидуальных ощущений», и даже конкретно против «склонности к фразе, которая в середине почему-то перерублена точкой., которая нарушает все течение рассказа» (М.Горький. «О прозе»). Господствующим в официально признанной литературе был, несомненно, синтаксис I парадигмы, классический, иерархический. Ему соответствует и доминирование изобразительных экспрессивных средств синтаксиса над выразительными. Для выразительных синтаксических средств, в целом не характерных для этого этапа, вообще не свойствен такой тип выдвижения, как эффект обманутого ожидания, что также доказывает господство син­таксиса I парадигмы.

В пятой главе с лингвокультурологических позиций анализируется «Третий этап развития русского синтаксиса XX века», датируемый 60-ми -началом 80-х годов.

В 60-е годы XX века синтаксис художественной прозы вновь обраща­ется к принципам II парадигмы культуры. В художественной прозе 60-х -начала 80-х можно выделить три взаимосвязанных процесса, характерных для синтаксиса II парадигмы:

на смену эстетики гармонии приходит эстетика дисгармонии, на смену «гладкости прозы» приходит ее расчлененность, на смену синтак­сиса классического, иерархического приходит актуализирующий;

формируется синтаксис потока сознания, обусловливая взаимо­действие двух противоположных тенденций: к синтаксическому слиянию

26

различных структур в едином потоке и синтаксическому расчленению еди­ных структур, имитируя ассоциативное, хаотичное, спонтанное формиро­вание и выражение мысли;

экспансия разговорно-речевого синтаксиса в языке художест­венной прозы, причем не только в речи персонажей (что известно и класси­ческой литературе), но и в речевом слое автора-повествователя.

Первый процесс реализуется в ряде синтаксических структур, соз­дающих расчлененность, разорванность, нарушающих иерархию предло­жения, прерывающих связи: в парцелляции, неполноте, вставке, неграмма­тическом обособлении второстепенных членов, разного рода ненорматив­ном пунктуационном (а следовательно, интонационном и смысловом) чле­нении предложения, сегментации, усеченных предложениях, нарушении грамматической нормы.

Вот и третий этаж. Вот и дверь. Звонок. Еще звонок. «Ясно», - гово­рит милиционер. Взламываем. Первая комната. Вторая комната. Третья. Лежит. В луже крови. Женщина. Я ухожу.

(А.Битов. «Аптекарский остров»)

Через три с лишним десятилетия русская художественная проза воз­вращается к свойственному для П парадигмы искусства синтаксису, с его расчлененностью, нарушением гладкости фразы, несовпадением актуаль­ного, интонационного и структурного членения, к дисгармонии, рождаю­щей новую, неклассическую эстетику.

Второй процесс в синтаксисе третьего этапа (синтаксис потока созна­ния) также напрямую связан с эстетическими установками, принципами II парадигмы искусства. Поток сознания, субъективизация, интимизация тек­ста реализуется, как известно, прежде всего на синтаксическом уровне: ас­социативное развитие мысли, свойственное для потока сознания, влечет за собой широкое употребление и, главное, новые по сравнению с классикой функции повтора; хаотичную, не всегда ясную, запутанную организацию

27

предложения; неоднозначно понимаемые контаминационные структуры; слабую связь на месте ожидаемой сильной; усеченные, прерванные и нена­чатые, предложения; конструкции плеонастические, в том числе и с десе-мантизированными «словами-паразитами»; авторские самоперебивы в по­исках нужного слова, которые не остаются в черновиках, как это нам из­вестно по классике, а присутствуют в публикуемом тексте; принципиаль­ные изменения в типологии форм чужой речи, функциях и структуре кон­струкций с чужой речью, диалоге.

Повествователь явно и однозначно присутствует в творимом им ми­ре. Он может быть и автором-повествователем, вынашивающим и пишу­щим (рассказывающим даже чаще) свое произведение, и оценивать его, и быть его «лирическим» героем, и главным или второстепенным действую­щим лицом. И эти планы - роли никак не отграничиваются, а объединены потоком сознания.

Третий процесс в синтаксисе рассматриваемого периода неразрывно связан со вторым. Сильное влияние разговорной речи на литературный язык и язык художественной литературы этого времени неоднократно от­мечалось исследователями и объяснялось с социолингвистических пози­ций как результат демократизации общества. Однако этот процесс имеет и несомненные культурологические корни. «Модернизм совершил «Копер-ников переворот» в искусстве; вместо того чтобы исследовать объект, мо­дернизм занялся субъектом. Область интересов художника переместилась с действительности на способы ее, действительности, репрезентации, мани­фестации, конструирования» (А.Генис). Поток сознания, полисубъектность художественного текста и вызывает тот невиданный ранее в литературе уровень разговорности языка, прячем не только в чужой речи, который можно наблюдать в произведениях I парадигмы культуры. Грамматические конструкции расчленения (присоединение, вставка, неграмматическое обо­собление, ненормативное пунктуационное расчленение) имитируют спон-

28

танность устной разговорной речи, одновременное формирование и выра­жение мысли, отсутствие времени на предварительное обдумывание пред­ложения до конца. Например:

А я подошел к столу и сам себе налил в стакан. В Нинки». (Г.Владимов. «Три минуты молчания»)

Разговорно-речевую стихию авторского текста имитируют «слабые» разговорно-речевые конструкции, ранее в язык художественной литерату­ры, тем более авторский речевой слой, не попадавшие, конструкции, ими­тирующие косноязычность устного повествования: и грамматически не­нормативные конструкции, и оговорки, поиски нужного слова, и обилие десематизированных или частично десемантизированных слов, которые, как известно, используются говорящими невольно, в безотчетной попытке выиграть доли секунды для формирования фразы до конца.

Это Васька там Буров со спины на -живот перевернулся.

(Г.Владимов. «Три минуты молчания»)

Перечисленные выше процессы формируются, в первую очередь, конструкциями расчленения: неграмматическим обособлением второсте­пенных членов, вставными конструкциями, парцелляцией, сегментацией н синтаксической неполнотой. Это типичные конструкции синтаксиса актуа­лизации, в которых несовпадение структурно-семантического и актуально­го членения предложения выделяет наиболее коммуникативно значимый компонент предложения, рему или ее часть. Большинство их является кон­струкциями экспрессивного синтаксиса, и относятся они к выразительным, а не изобразительным языковым средствам.

Конструкции расчленения возникли или получили второе рождение в синтаксисе П парадигмы начала века, но на третьем этапе развития синтак­сиса XX века, в художественной прозе 60-х -начала 80-х годов, они полу­чили невиданное ранее качественное развитие: расчленение по линии наи­более сильных в предложении связей; неполнота, доходящая до отсутствия

29

всех главных членов предложения; отсутствие всех членов предложения вообще, приводящее к образованию высказываний, не составляющих пред­ложения; многократная дистантная парцелляция, приводящая к образова­нию цепочек парцеллятов, разделенных многократно отрезками прямой ре­чи, усечение предложения предшествующего авторского повествования неполной конструкцией с прямой речью. Их развитие вглубь сопровожда­ется распространением вширь, и конструкции расчленения широко исполь­зуются не только авторами авангардной ориентации {например, «молодеж­ной прозы» 60-х), но и писателями традиционной ориентации, привержен­цами соцреализма, писателями-деревенщиками; более того, эти конструк­ции выходят за рамки художественной прозы, активно проникая и в публи­цистику, и даже в научный стиль.

При несомненном доминировании тенденции к синтаксическому расчленению в художественной прозе рассматриваемого периода развива­ется и противоположная тенденция - к синтаксическому слиянию. Она проявляется как на собственно-синтаксическом уровне - в усилении бес­союзной недифференцированной синтаксической связи, в отсутствии экс­плицитных (интонационных., пунктуационных, союзных) показателей се­мантической взаимообусловленности компонентов, рядоположенности се­мантически обусловливающих и обусловленных компонентов, выборе сла­бой связи при наличии грамматического синонима со связью более силь­ной, - так и на уровне композиционно-синтаксическом - в слиянии различ­ных субъектных сфер, речи авторской и персонажной, речи разных персо­нажей и различных форм чужой речи в формы контаминационные.

Наиболее радикально обе тенденции - к синтаксическому расчлене­нию и слиянию - проявляются в конструкциях с чужой, в первую очередь прямой, речью.

Несомненна связь и преемственность синтаксиса 60-х - начала 80-х с первым этапом развития синтаксиса в XX веке. Она проявляется в обраще-

30

нии к выразительным, а не изобразительным конструкциям, синтаксису ак­туализации, конструкциям расчленения, нетрадиционным формам чужой речи, субъективизации чужой речи потоком сознания, ослаблению связей. Преемственность проявляется и в общих синтаксических процессах, и в общности культурологических факторов, эти процессы породивших, - в действии П парадигмы культуры.

Глава шестая - «Четвертый этап развития синтаксиса XX века» -разграничивает воздействие постмодернизма как художественной парадиг­мы, проявляющееся в новых явлениях в языке постмодернистской литера­туры, и влияние постмодернизма как типа культуры, обнаруживающее себя в различных сферах бытования языка.

Четвертый этап развития синтаксиса XX века датируется второй по­ловиной 80-х - 90-ми годами.

Основной тенденцией в развитии синтаксиса художественной прозы постмодернизма становится тенденция к синтаксическому слиянию, зая­вившая о себе еще в предыдущий период. Она проявляется

в образовании огромных усложненных сложных предложений, насчитывающих в своем составе десятки предикативных единиц, объеди­нение которых противоречит существующим в языке и описанным грамма­тистами закономерностям построения усложненного сложного предложе­ния;

в объединении в рамках таких предложений разнородных в композиционно-грамматическом отношении фрагментов (разные события, сцены, хронологические срезы);

в объединении в рамках таких предложений нескольких субъ­ектных и речевых сфер, выраженных эксплицитно и/или имплицитно; они могут последовательно сменять друг друга, чередоваться, но не иметь тра­диционных синтаксических, пунктуационных и графических сигналов сме­ны субъектно-речевого слоя; разные субъектно-речевые слои могут сосу-

31

шествовать не последовательно, а единовременно на одном отрезке текста: один - эксшшцитно, другой - имплицитно; одновременно существующих субъектно-речевых слоев может быть несколько;

в рамках такого усложненного сложного предложения может быть диалог, один или несколько, реплики которого могут не отделяться синтаксически, пунктуационно и графически друг от друга и от речевого слоя повествования;

предикативные единицы в составе такого усложненного слож­ного предложения могут быть различными по цели высказывания и эмо­циональной окрашенное™ и иметь соответствующее пунктуационное оформление (вопросительным, восклицательным знаками) даже в интерпо­зиции.

Тенденция к синтаксическому слиянию действует и на межтекстовом уровне, что проявляется в невведенном и не оформленном грамматически, пунктуационно, графически цитировании, точном и преобразованном. Это один из синтаксических способов реализации интертекстуальности как ос­новного свойства поэтики постмодернизма.

Слияние синтаксическое может сопровождаться слиянием стилисти­ческим - стилистически контрастных элементов в рамках предложения или сложного синтаксического целого.

Тенденция к синтаксическому расчленению, заявившая о себе в мо­дернистском дискурсе и окончательно сформировавшаяся, развившись ко­личественно и качественно в третий период (60-е - начало 80-х), проявля­ется на этом этапе в следующем:

в художественной прозе постмодернизма продолжают исполь­зоваться конструкции расчленения, описанные в пятой главе, но они утра­тили свою яркость, новизну и не они определяют специфику синтаксиса;

32

эти конструкции расчленения прочно вошли в язык, употреб­ляются в различных функциональных стилях, вплоть до наиболее консер­вативного научного;

возникают новые, экспериментальные, авангардные, проявле­ния этой тенденции на синтаксическом и композиционно-синтаксическом уровне.

Это расчленение одного предложения абзацем, самостоятельное функционирование части предложения в роли названия главы, расчленение предложения или диалога между главами. Это полилог, состоящий только из реплик, при отсутствии не только вводящих и комментирующих автор­ских ремарок, но и при отсутствии текста автора, повествователя вообще; единственный речевой слой в таком произведении - чужая речь. Это череда реплик, ничем - ни формально, ни семантически - не связанных между со­бой, не образующих, таким образом, ни диалога, ни полилога, при полном отсутствии авторского речевого слоя. Тенденция к расчленению приобре­тает здесь наиболее радикальный характер, выражая хаос и абсурд постмо­дернистской картины мира.

Поэтика постмодернизма порождает яркие синтаксические новации постмодернистских текстов, и наоборот: именно в синтаксисе, а не на дру­гом языковом уровне, в первую очередь, воплощаются основные принципы поэтики постмодернизма: диалогизм, интертекстуальность, игра. Они во­площаются:

в новаторских конструкциях с цитатой: неатрибутированных, не имеющих ремарки, не выделенные пунктуационно и графически; в ал­люзии, пшертекстуальности;

в синтаксических средствах конструирования образа читателя и экспликации процесса создания текста: средствах речевого контакта, побу­дительных и вопросительных предложениях авторского речевого слоя, вставках, предлагающих читателю выбрать наиболее подходящее слово,

33

усеченных конструкциях-самоперебивах, словах-предложениях «да» «нет», вводных словах, оценивающих собственную манеру выражения.

Если синтаксические новации постмодернистских текстов связааы с реализацией в них основных принципов поэтики постмодернизма как ху­дожественной парадигмы, то новые явления и тенденции в синтаксисе язы­ка средств массовых коммуникаций 80-х-90-х не в последнюю очередь объясняются господством постмодернизма как типа культуры.

Анализ синтаксических новаций в литературе постмодернизма дает основания для решения спорного в литературоведении и искусствоведении вопроса: к какой же из двух парадигм культуры принадлежит постмодер­низм?

Критики, искусство- и литературоведы, утверждающие, что по закону маятника Чижевского «темный, дионисийский» модернизм сменился «светлым, аполлоновским» постмодернизмом имеют довольно веские ар­гументы, которые сводятся приблизительно к следующему.

Постмодернизм использует тексты (в широком смысле слова, не только литературные) предшествующих эпох как строительный материал для создания собственных произведений, цитируя их, переосмысляя, иро­низируя, составляя из них коллажи - ведь не случайно знаковым для теоре­тиков стал образ палимпсеста. Обращенность к культуре прошлого и, разу­меется, переосмысление старых форм свойственно Ренессансу, классициз­му, т.е. направлениям аполлоновского начала. Для модернизма же, напро­тив, характерен нигилистический отказ от достижений предшествующих эпох.

Прием игры и многоуровневая организация текста, как утверждают критики, противоречит хаотичному субъективному самовыражению мо­дерниста, мало заботящегося о понятности и легковосприиимаемостй Для читателя, зрителя, слушателя. Сущность же названных приемов в логиче­ски обдуманной, изначально спланированной организации материала, что

свойственно, скорее, аполлоновскому началу, то есть первой парадигме (В.Халнпов).

Не останавливаясь на менее значительных признаках, якобы доказы­вающих типологическую отнесенность постмодерна к классической ренес-сансной парадигме, приведу аргументы противников этой позиции.

Их оппоненты утверждают, что авангард и постмодерн воевали с ло­гикой, со здравым смыслом, с философским законом причинности. Если до появления авангардизма культура придерживалась упорядоченных моделей мира, то начиная с авангардизма она научилась употреблять деконструк­цию в качестве особого рода конструкции, «освоила парадоксальное искус­ство строить дом, в котором крыша - ураган, а пол - землетрясение.». Дока­зывая типологическое единство модернизма и постмодернизма, в другой работе АЛкимович пишет: «Он, в сущности, вернулся к стратегиям наибо­лее прозорливых художников и мыслителей эпохи высокого авангарда... Эти стратегия заключались в том, чтобы критиковать, и демистифициро-вать, и снимать (в гегелевском смысле!) саму идею культуры, но не просто апеллируя к спасительной «дикости» и природе, а доводя до предела и аб­сурда самые рафинированные механизмы европейского культурного созна­ния».

В реферируемой работе предлагается использовать лингвокультуро-логический анализ синтаксиса постмодернистских текстов для решения спорного вопроса о принадлежности постмодернизма к одной из культур­ных парадигм.

Данные лингвокультурологического анализа позволяют утверждать, что ко второй. Синтаксические новации постмодернизма носят ярко выра­женный авангардистский характер. Мы встречаемся с радикализацией син­таксических средств, используемых в художественной прозе модернизма. Характерные для модернистского дискурса конструкции расчленения, опи­санные в главе Ш, функционируют и в постмодернистских текстах, но сама

тенденция к расчленению, уже утратившая свой яркий новаторский харак­тер в этих конструкциях, радикализуется в таких экспериментальных фор­мах, как полилог, не имеющий никаких авторских вводов и комментариев, который и представляет собой текст произведения, в «смерти автора» (тер­мин Р.Барта), полностью устраняющегося из произведения, а также в орга­низации «безавторского» текста, состоящего из реплик, не связанных меж­ду собой, не составляющих единого целого - диалога, полилога. Это наи­более радикальное выражение модернистской тенденции к расчленению, ее апогей.

Противоположная тенденция, к синтаксическому слиянию, также вы­ражается в авангардных формах, бросающих вызов традиции. Она породи­ла огромные полипредикативные конструкции, усложненные сложные предложения, но они не имеют ничего общего с тоже очень большими ус­ложненными предложениями синтаксиса классического, иерархического, известными нам по творчеству Н.В.Гоголя, Л.Н.Толстого, И.С-Тургенева и других классиков русского реализма XIX века. В чем эта принципиальная разница?

Во-первых, в классическом синтаксисе усложненные сложные пред­ложения образуются на основе тщательной проработки, уточнения, нюан­сировки связей и отношений между предикативными единицами, о чем пи­сала Н,Д.Арутюнова. По-видимому, во многом с этим связано появление в языке второй половины XIX века множества новых производных предлогов и союзов - они были призваны уточнять различные оттенки синтаксиче­ских отношений, организации сложной, но четко иерархически организо­ванной конструкции. В литературе постмодернизма столь же и еще более крупные усложненные сложные предложения строятся на основе ассоциа­тивных, а не логических связей, грамматические связи часто вообще не проработаны, придаточные могут не иметь своих главных частей, а за ука­зательным словом в главном может не следовать сигнализируемое им при-

36

даточное. Ассоциативные связи могут объединять в одно предложение по-липредикативные части разных хронологических планов, «скакать» по со­бытиям и сценам, происходящим в разное время в разных ситуациях с раз­ными субъектами; связи между такими компонентами могут организовы­ваться по принципу соположения, хаотического движения потока сознания. Как представляется, именно здесь, почти столетие спустя, реализован ло­зунг «Постановления баячей будущего» 1913 года «устранить движение мысли по устаревшему закону причинности, отказаться от «беззубого здра­вого смысла». Именно отказом от прозрачности, ясности, логичности, ие­рархичности, свойственных I парадигме, можно считать слияние авторской и чужой речи, полное размывание синтаксических и пунктуационных гра­ниц между ними.

В основе синтаксиса постмодернизма лежит тот же антитрадициона-лшм, «плевок общественному вкусу», который провозглашали авангарди­сты начала века, тот самый отказ от пунктуации, выражающей логическое членение мысли, тот самый алогизм, хаос в сочетании с дробленостью, ос-колочностью, та же дисгармония.

Конечно, мы можем услышать возражение, что, сталкивая различные языки, дискурсы, коды, организуя свое произведение по принципу палим­псеста, постмодернисты не утверждают ни один из этих дискурсов. Абсур­ден и бессмыслен любой мир, постмодернизм развенчивает любую мифо­логию, и попытка говорить на языках разных культур - это разговор с хао­сом. Однако само сведение под крышей одного текста разных дискурсов, от порнографического романа до передовой статьи в «Правде», свидетельст­вует об авангардистской позиции автора, а иерархический синтаксис одно­го из пластов текста никак нельзя считать иерархическим синтаксисом тек­ста в целом, автора, а тем более постмодернизма вообще.

Таким образом, синтаксические особенности постмодернистской прозы характерны именно для П парадигмы культуры.

37

В «Заключении» подводятся итоги проведенного исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы в лингвокультурологическом направлении.

В результате исследования установлено следующее:

между динамическими процессами в синтаксисе XX века и век­тором доминирующих общекультурных парадигм существует взаимосвязь: последние являются одним аз внешних факторов, воздействующих на раз­витие синтаксиса и определяющих его направленность;

смена доминирующих общекультурных парадигм определяет этапы в развитии синтаксиса XX века;

в своем развитии на протяжении последнего столетия синтак­сис русского языка прошел 4 этапа: синтаксис П парадигмы (первая чет­верть века) сменился синтаксисом I парадигмы (30-е - 50-е годы), возврат ко П парадигме (60-е - начало 80-х годов) и синтаксис постмодернистский (последние два десятилетия);

возможна хронологическая асимметрия смены доминирующей парадигмы культуры и парадигмы синтаксического развития;

доминирующей парадигме культуры соответствует определен­ный синтаксический тип художественной прозы и превалирующий тип экспрессивности: II парадигма культуры - актуализирующий синтаксиче­ский тип художественной прозы - выразительные экспрессивные средства; I парадигма культуры - иерархический синтаксический тип прозы - изо­бразительные экспрессивные средства;

в синтаксисе II парадигмы сосуществуют две противоположные тенденции: к синтаксическому расчленению и синтаксическому слиянию, объемлющие основной корпус синтаксических новаций века;

синтаксические новации последних двух десятилетий в значи­тельной степени определяются воздействием постмодернизма: постмодер­низм как художественная парадигма порождает яркие новации в языке ху-

дожественной литературы, а постмодернизм как тип культуры определяет специфику синтаксических процессов, происходящих в широкой речевой деятельности;

лингвокультурологический анализ синтаксиса модернистской и постмодернистской литературы позволяет утверждать, что постмодернизм принадлежит П общекультуреой парадигме.

Предложенный лингвокультурологический анализ был опробован на материале развития русского синтаксиса XX века, но представляется, что дальнейшее изучение языков в этом аспекте может привести к интересным результатам, в конечном итоге свидетельствующим о единой направленно­сти процессов разных культурных сфер одной эпохи. Наиболее очевидна необходимость изучения динамики лексики XX века в связи с общекуль­турными процессами: прослеживается ли и в чем подобная связь? Интерес­ным было бы обращение к языковым и культурным процессам предыдуще­го столетия, прошедшего под несомненным доминированием культуры I парадигмы. Но и здесь возникает вопрос об особом месте языковых осо­бенностей творчества Ф-МДсстоевского, которые, как это представляется, не будут «вписываться» в I парадигму. Лингвокультурологический анализ текстов Достоевского на общем фоне языка художественной прозы культу­ры I парадигмы должен дать интересные результаты. Плодотворным было бы обращение к материалу различных функциональных стилей. Динамика стиля научного и публицистического, как представляется, связана со сме­ной доминирующих культурных парадигм.

Еще одним перспективным направлением лингвокультурологическо-го анализа видится обращение к литературе XX века на Западе. В послед­ние десятилетия написано много блестящих работ этнолингвистического характера, которые доказывают поразительные отличия картин мира у раз­ных народов, воссозданных по языковым данным. Лингвокультурологиче­ский же анализ языка художественной литературы одного столетия в Рос-

сии и на Западе даст, как представляется, иной результат: покажет единство динамики различных языков, связанное с действием единых парадигм культуры в разных странах. Поток сознания не может не породить единых синтаксических процессов даже в разных по грамматическому строю язы­ках. Тенденция к синтаксическому слиянию, ассоциативные связи вместо логических, разрушение пунктуационных норм и графического оформле­ния, парцелляция и другие конструкции расчленения, смешение различных форм чужой речи, невведенная прямая речь, преобразованная в потоке соз­нания передающего ее субъекта - эти и, возможно, многие другие процессы интернациональны, развиваются в художественной прозе модернизма и по­стмодернизма, написанной на разных языках христианского мира.

Представляется, что лингвокультурологический анализ литературных текстов одной эпохи, одной парадигмы культуры выявит много параллель­ных процессов в развитии и языков, и культур в целом (при всей их асим­метрии). Хотя язык - это первое и, может быть, единственное, что щщсг звазшг отделяет одну нацию от другой, но обшекультурные парадигмц в£-ка едины, а следовательно, едины и многие динамические процессы в язы­ках. Потому что един Человек.

41)

Основные положения диссертации отражены в следующих работах автора:

1. Синтаксис русского языка XX века: Лингвокультурологический анализ: Монография. - Ростов н/Д: РГУ, 2001.- 432 с.

2. Новые явления в способах введения прямой речи в современной прозе // Проблемы лингвистики и методики преподавания иностранных языков; Тез.докл. на V науч.-метод. конф. М: МГПИ, 1980.- С. 11-12.

3. Парцеллированная ремарка в рассказах В.М.Шукшина// Развитие традиции в кабардинской и балкарской литературах. Нальчик: КБГУД980. -С. 117-122.

4. Неполнота, ремарки в современной русской художественной прозе// Молодой журналист, №5,1982. С. 4.

5. Ремарка как способ драматизации прозы // Изв. СКШД ВШ. Обществ, науки. 1982, №2. С. 75-78.

6. Новаторство А.П. Чехова в способах введения прямой речи и современ­ная советская проза//Языковое мастерство А.П.Чехова. Ростов н/Д; РГУ, 1988. С. 103-110.

7. Экспрессивность эллиптических конструкций с прямой речью в художе­ственном тексте //Художественный текст: проблемы изучения. М: МГПИ,-1990.-С. 113-114.

8. О новоязе современной эпохи // Северо-Кавказские чтения. Вып.4: Оно­мастика в контексте истории. Ростов н/Д: РГУ, 1992.- С. 14-15.

9. Эллипсис авторской ремарки при прямой речи как экспрессивное сред­ство современной художественной прозы // Проблемы экспрессивной стилистики. Вып. 2. Ростов н/Д: РГУ, 1992.-С. 115-123.

10.Выразительные средства актуализирующего синтаксиса в прозе М.И.Цветаевой // Выразительность художественного и публицистиче­ского текста. 4.2. Ростов н/Д; РГУ, 1993. - С. 18-20.

11 .Синтаксическая пресуппозиция прямой речи и авторской ремарки // Се­мантика в преподавании русского языка как иностранного. Вып. 2. Харьков; ХГУ, 1993. - С. 133-137.

12.Русский язык и советское общество: роль речевого воздействия на фор­мирование массового сознания // Проблемы речевого воздействия. Вып.1. Ростов н/Д: РГУ, 1996,-С. 9-11.

13.М.К. Милых о проблемах теории прямой речи // Проблемы грамматиче­ской стилистики. Вьп 1. Ростов н/Д: РГУ, 1997. - С. 9-12.

41

14.Стиль текста, автора, литературного течения // Стилистика и прагматика. Пермь: ПГПУ, 1997.- С. 84-85.

15.Трансформация разговорно-речевых конструкций в экспрессивные сред­ства литературного синтаксиса // Функционирование языка в различных речевых жанрах Вып.2. Ростов-на-Дону: РГУ, 1997-. С.30-31.

16.Язык и искусство в XX веке: тенденции развития // Проблемы источни­коведения и отечественной истории. Ростов н/Д: РГУ, 1998. - С. 219-232.

17.Референтное и оценочное в семантике слова (язык) и образе (искусство) // Языковые единицы: логика и семантика, функции и прагматика. Та­ганрог: ТТТГУ, 1999 .-С. 146-158.

18.XX век: русский язык и парадигмы культуры // Русский язык: фразеоло­гия, грамматика, стилистика. - Ростов н/Д: РГУ, 2000. - С. 147-165.

19.Лингвокультурология: итоги XX века и перспективы развития // Фило­логия на рубеже тысячелетий: Материалы международной научной кон­ференции. Ростов н/Д: РГУ, 2000.- С. 80-82.

20. Динамика русского синтаксиса XX столетия и парадигмы культуры // Международный конгресс «Русский язык: исторические судьбы и со­временность». Труды и материалы. М.: МГУ, 2001. С. 435.

21.Лингвокультурологическая периодизация развития синтаксиса русского языка в XX веке // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистическо­го общества. Екатеринбург, 2000. С. 105-113.

22.Новый аспект изучения связей языка и культуры // Изв. высш. уч. зав. Северо-Кавказский регион. Общественные науки, 2001. № 1.- С. 91-94.

23.Парадигмы культуры и динамика языка//Известия РГСУ, 2000. № 5.-С. 196-201.

24.Лингвокультурология: новые проблемы новой научной дисциплины //Актуальные проблемы филологии и методики преподавания: Межву­зовский сборник. Ростов н/Д: РГПУ, 2001. - С. 84-90.

25.Синтаксис модернистского текста // Принципы и методы исследования филологии: конец XX века: Сб. ст. науч.-мет. семинара «TEXTUS». Вып. 6. СПб. -Ставрополь: СГУ, 2001. - С. 214-223.